Из всех архитектурных слоев современной Москвы постройки эпохи Брежнева — самый незаметный и одновременно многочисленный. В первую очередь это касается жилого фонда, 60% которого было возведено в те годы. Если сталинская архитектура — это лицо, масштаб и цветовая гамма сегодняшней Москвы, то брежневская (второе название — советский модернизм) — это ее объем. Здания эпохи застоя окружают нас повсюду, но часто остаются неузнанными, сливаясь с пейзажем.

Социализм с человеческим лицом

Советский модернизм, воплотившийся в полную силу уже при Брежневе, берет свое начало в хрущевской оттепели. Это относится одновременно к идеологическим, экономическим и эстетическим корням брежневской архитектуры. Тоталитарный консерватизм сталинского правления сменился противоположными идеалами. Масштабная либерализация многих сфер советской жизни породила надежду на возможность гуманного коммунистического режима. Период такого оптимизма охватывает не только правление Никиты Хрущева, но и первые несколько лет при Брежневе, вплоть до 1968 года. В течение почти 15 лет в Советском Союзе происходил колоссальный научный, культурный и экономический подъем.

Советский человек перестал рассматриваться властью исключительно как винтик системы. Потребности отдельного индивида отчасти встали в общий ряд с державными интересами. Такие радикальные перемены не могли не отразиться на архитектуре. Точкой отсчета советского модернизма стал декрет Хрущева «Об устранении излишеств в строительстве и проектировании». Этот документ забил последний гвоздь в крышку гроба сталинского ампира и определил внешний вид советской архитектуры на последующие 30 лет. Декрет отчасти реабилитировал наследие конструктивистов 1920-х и приоткрыл железный занавес. Невзирая на холодную войну, советское руководство поощряло заимствование лучших примеров архитектуры капиталистических стран. У радикального поворота от классики к модернизму в архитектуре были как минимум две причины — идеологическая и финансовая. С одной стороны, новому вождю было необходимо покончить с наследием предшественника. С другой — помпезная неоклассика сталинского периода была слишком затратной. Так появилась новая советская архитектура — лаконичная, гуманная и недорогая.

Монумент «Покорителям космоса», 1964

Скульптор: А. Файдыш-Крандиевский, авторы проекта: А. Колчин, М. Барщ (архитекторы), Л. Щипакин (инженер)

Полет Гагарина в космос в 1961-м потряс мир. Для СССР это стало крупнейшим идеологическим достижением со времени победы над фашизмом. Успехи в освоении космоса представили миру новый образ Советского Союза. Отныне это была не просто социалистическая супердержава, но современная и прогрессивная страна, зовущая остальное человечество за собой в светлое будущее.

Если бы у советского модернизма был единственный символ, им мог бы стать этот монумент. Его разработка велась еще при позднем Хрущеве, а открытие произошло уже в 1964-м, в первый год правления Леонида Брежнева. На момент открытия это была самая высокая скульптура в стране. Изначально она предполагалась напротив МГУ на Воробьевых горах, но благодаря Королеву была установлена на ВДНХ. Сам монумент представляет собой альтернативу прежде господствовавшей архаике соцреализма. Динамичная форма в виде следа взлетающей ракеты была совершенно новаторским приемом для своего времени.

Дворец пионеров, 1961

Архитекторы: Виктор Егерев, Владимир Кубасов, Феликс Новиков, Игорь Покровский, Борис Палуй, Михаил Хажакян

Формально Дворец пионеров был открыт еще при Хрущеве. Тем не менее, не взглянув на него, трудно понять художественные ценности всей последующей эпохи. На его открытие приезжали Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар. Трудно найти здание, которое бы сильнее отражало понятие «социализм с человеческим лицом». Даже то, что проект такой важности доверили группе молодых архитекторов-экспериментаторов, говорит о многом.

Будучи частью огромного паркового ансамбля со стадионом, постройка представляет собой систему прямоугольных корпусов, связанных прозрачными галереями-переходами. Узкие переходы, объединяющие отдельно стоящие части, вообще традиционный для советского модернизма прием. Из-за обилия сплошного остекления здание выглядит светлым, прозрачным и почти невесомым. Фасады украшены потрясающими полуабстрактными мозаиками, намного более вольными, чем у художников-соцреалистов при Сталине. Спустя годы подобный декор стал неотъемлемой частью позднесоветского официального стиля.

Ансамбль Нового Арбата, 1961–1968

Архитекторы: М. Посохин, А. Мндоянц, Б. Тхор, Г. Макаревич, А. Зайцева, В. Егерев и др.

Прозванный когда-то «вставными челюстями столицы» и «книжками», Новый Арбат (до 1994-го — проспект Калинина), возможно, самый радикальный пример модернистского градостроительства, реализованный в Москве. Когда было решено прорубить прямую артерию через старые переулки, никто наверху не встревожился. Начиная с самого переноса столицы в Москву ее территория рассматривалась исключительно как площадка для коммунистического города будущего. Предполагалось сохранить лишь отдельные памятники архитектуры, а остальное наследие с точки зрения властей не представляло ценности. Новый проспект должен был как раз стать образцом коммунистической утопии — высотные жилые дома, расположенные на двухэтажных подиумах с ресторанами и магазинами. Инфраструктура должна была включать все необходимое, в том числе детские сады и библиотеки. Крыши стилобата планировалось сделать садами и парками. В сочетании с озелененным широким тротуаром действительно получалась идиллическая картинка.

Увы, руководство внесло коррективы. Проблема заключалась в том, что по проспекту должны были каждый день проезжать в Кремль руководители государства. Прецедент с убийством Кеннеди в 1963-м вызвал опасения в духе «как бы чего не вышло». Поэтому стилобат решили не озеленять (чтобы у публики не было соблазна на него выходить), а вместо жилья разместить в «книжках» министерства или квартиры силовиков — люди проверенные, стрелять из окон по машинам не будут. Так от утопического проекта осталась оболочка, но ушло гуманистическое содержание. Тем не менее проект был выполнен по-настоящему талантливыми людьми и до сих пор представляет собой живописную торговую улицу, особенно после реконструкции. Отдельного внимания заслуживает открывающее проспект здание СЭВ. Его сплошное остекление олицетворяет популярный в брежневское время архитектурный прием, прозванный в народе «стекляшками» и «клетчатыми рубашками». Офисные здания, выполненные в такой стилистике, в те годы распространились по всему Союзу.

Жилищная революция

К советскому типовому жилью можно относиться по-разному. Но один факт остается неизменным: до реформ, начатых Хрущевым и развернувшихся еще сильнее при Брежневе, большая часть городского населения СССР проживала в бараках и коммуналках. Произведенные при двух лидерах перемены в жизни горожан — героическая страница нашей истории, о которой мы сегодня позабыли. Жилищный кризис был разрешен с помощью строительства типового жилья — того самого, который мы часто и неблагодарно называем «унылым совком». Процесс развивался в течение нескольких десятилетий, поэтапно. В столице результат этих преобразований можно наблюдать в современных спальных районах, возведенных в рамках Генплана развития Москвы 1971 года. Я расскажу об этой эволюции на примере трех важных проектов.

Хрущевка, с 1956 по 1980-е годы

Разработчики: Госстройпроект, Моспроект

Хрущевками называют совокупность серий типовых пятиэтажных жилых домов, прародителей всего остального типового жилья в СССР. Первые брежневские панельные многоэтажки генетически произошли непосредственно от них. Появившиеся при Никите Хрущеве, эти серии показали себя так эффективно, что продолжали возводиться еще три десятилетия по всей стране и за ее пределами. С них началась колоссальная по размаху реформа по решению жилищного кризиса в СССР. В течение одних только 1960-х годов в новые квартиры вселились несколько десятков миллионов человек. Такой размах не имел аналогов в мире.

Как правило, классическая хрущевка имеет три подъезда и около 60 квартир. Обычно по четыре квартиры на этаж в пределах одной лестничной клетки. Низкая этажность была выбрана неслучайно. Пять этажей — максимальная высота, при которой не требуется лифт. Первоначально эти дома рассматривались как временный социальный проект на 25 лет, вплоть до наступления коммунизма в 1980-м, согласно официальной риторике. Пусть они были неказисты, а условия проживания далеки от идеала, в сравнении с гнилыми бараками простым людям новые дома заслуженно казались дворцами. При Брежневе они переродились в уже новые серии — выше и комфортабельней. Учитывая то, что большинство хрущевок успешно дотянуло до сегодняшнего дня (вдвое дольше, чем было рассчитано), говорит об их вполне достойном качестве.

Башня Вулыха, 1963–1986

Архитектор: Ефим Вулых

Эта серия, особенно характерная для Москвы — одна из первых «продвинутых», элитных типовых моделей многоэтажек. Получить квартиру в одной из башен было непросто — они предназначались, как правило, для представителей партийной номенклатуры или особо отличившихся работников в своих областях. Проект имеет ряд конструктивных особенностей: в отличие от традиционной панельной системы на заводе собирались лишь компоненты железобетонного каркаса, а стены возводились из кирпича. Планировки квартир здесь отличаются просторными кухнями, прихожими и лоджиями. На этаж, как правило, приходится восемь квартир. Необычно длинные балконы (чаще застекленные) — самая характерная деталь фасадов этой модели. По выражению одних жильцов, «на них удобно курить и напиваться большими компаниями».

Серия П-44, 1978–2001

Разработчик: МНИИТЭП

П-44 — самая массовая и, по мнению многих, удачная серия за всю историю советского типового жилья. Появившись в эпоху застоя, «пэшки» продолжали успешно производиться даже в постсоветской России. Они настолько распространены, что стали неотъемлемой частью русского пейзажа. Любопытно, что в отличие от большинства брежневок П-44 не произошла от переработанной хрущевки, а является абсолютно оригинальной серией. Дома имеют высоту 17 этажей, по четыре квартиры на каждом в пределах подъезда.

Из преимуществ — наличие грузового лифта, просторная кухня в трехкомнатных квартирах, изолированные комнаты. Из минусов — низкие потолки (2,64 м) и совмещенный санузел в однушках. Дизайн «пэшек» менялся с течением лет: сначала цветовая гамма была бело-голубой, а с 1988-го — бело-коричневой и бело-бежевой. В Москве дома П-44 можно встретить повсюду, прежде всего в спальных районах 1980-х и 1990-х — в Орехово, Крылатском, Митино, Братеево, Марьино и Строгино.

Творчество живописца Павла Отдельнова во многом связано с переосмыслением советского и постсоветского наследия, в том числе типового жилья. Чем именно оно его вдохновляет как человека, москвича и художника?

Павел Отдельнов, художник

«Советское типовое жилье уравнивает Москву с любой частью России: за вычетом региональных нюансов дома почти одинаковые. Поэтому, например, герой новогодней “Иронии судьбы”, москвич, легко перепутал свой дом с его питерской копией. В Дзержинске, где я родился, в одном из таких домов жили мои дедушка с бабушкой. Моей любимой игрой в детстве были кубики с элементами типовой архитектуры, из которых можно было построить еще несколько аналогичных домов. Бегать и прыгать в таких домах было строго запрещено, потому что между этажами очень тонкие бетонные перекрытия. Когда дедушка умер, то гроб с его телом долго не удавалось вынести из квартиры через крохотную прихожую. Квартиры советских типовых домов были будто бы спроектированы для людей, которые никогда не умирают. В конце концов гроб вынесли, развернув его почти вертикально.

Павел Отдельнов, «П-44», 2013

По сравнению с застройкой нулевых советские жилые кварталы проектировались довольно просторно. Можно даже сказать, что в отличие от нынешних девелоперов они были щедрыми по отношению к окружающему пространству. В районах советских новостроек всегда находилось место пустырям. Сейчас трудно увидеть эти районы такими, какими они задумывались. Все свободные пространства между домами заняты многоэтажками точечной застройки, вместо дворов — парковки. Сами фасады домов потемнели, их изуродовали кондиционеры и остекленные балконы. А сейчас появились еще и заплатки для утепления стен. Первые этажи домов украшают броские вывески. Везде, где только возможно, появились торговые центры. Этой экспансии торговой инфраструктуры в постсоветское пространство я посвятил серию работ “ТЦ”.

Не так давно я был в берлинском районе Марцан — там есть в точности такая же застройка. Но при этом никаких парковок вместо газонов, новых торговых центров и точечных многоэтажек. На минуту возникло ощущение, что этот кусочек Берлина больше похож на кварталы моего детства, чем они сами, но уже сегодня, годы спустя».

Творчество в пределах возможного

Несмотря на то что основная масса советского жилья при Брежневе строилась по типовым проектам, в крупных городах (прежде всего в Москве) нередко можно было встретить интересные жилые постройки. Чаще всего это были дома какого-то специального назначения — не обязательно именно для элиты, но для какой-то особой или экспериментальной задачи. При всех вольностях индивидуальных проектов (в сравнении с типовыми сериями), архитекторы не могли полностью избавиться от проблемы однообразия. Жилое строительство к этому моменту было настолько заточено под массовое производство деталей, что творческая свобода была существенно ограничена. Приходилось играть с одинаковыми исходными элементами в надежде получить интересный результат.

Микрорайон Северное Чертаново, 1982

Архитекторы: группа под руководством М. Посохина

Северное Чертаново задумывалось как микрорайон нового типа — оторванный от городской среды. Поэтому вся бытовая, торговая и культурная инфраструктура была запроектирована прямо на месте — у порога квартиры. В глубоком понимании потребностей жильцов этот комплекс на десятилетия опередил дома своего времени. Он отчасти предвосхитил многофункциональные ЖК современной, уже капиталистической России. Некоторые его архитектурные решения были немыслимы в СССР, даже на позднем этапе. Например, здесь применяли свободную планировку квартир, с тонкими перегородками. Жильцы могли при желании их снести и поменять пространство. Сегодня это в порядке вещей.

Из других новшеств — безмашинный двор и подземная парковка. И это при Брежневе! Даже теперь некоторые ЖК экономкласса не всегда могут позволить жильцам такую роскошь. При въезде в гараж были даже автомойки. По сути, это зачатки здорового индивидуализма в формально социалистической стране. Все дома были соединены отапливаемыми переходами. Можно было, не надевая куртки, перейти из одного конца микрорайона в другой. В самых первых корпусах встречались двухуровневые квартиры, а сами жилища были оборудованы встроенной сантехникой и кухонными гарнитурами из стран Варшавского блока.

ЖК «Лебедь», 1973, и Дом авиаторов на Беговой улице, 1978

Архитектор: Андрей Меерсон

Оба шедевра советского брутализма спроектированы Андреем Меерсоном и находятся рядом — на Ленинградском шоссе. ЖК «Лебедь», состоящий из четырех 16-этажных башен на общем стилобате, — эксперимент в самом полном смысле этого слова. Изначально предполагавшийся как часть целого микрорайона, его проект основан на многоплановых исследованиях о потребностях горожанина, проводившихся в 1967 году.

Многие его принципы вошли в основу элитных ЖК уже в лужковскую эпоху в 1990-х. Благодаря богатой инфраструктуре и близости парка «Лебедь» считался статусным местом. Значительную долю жильцов составляли номенклатура, академики и артисты. В конце 1980-х аналогичные «Лебедю» постройки появились в Ростове-на-Дону и Таганроге. Специально изготовленные в Москве компоненты сплавляли на баржах по реке.

Архитектор: Андрей Меерсон

Дом авиаторов изначально должен был стать одним из объектов Олимпиады-80, но в итоге было решено поселить туда работников завода «Красное знамя». Архитектору пришлось использовать готовые заводские фасадные панели, но ему удалось их эффектно наложить друг на друга. Идея домов «на ножках» восходит к раннему модернизму 1920-х и 1930-х годов — Ле Корбюзье, русским конструктивистам и сходным течениям в мире. Отчасти у этого приема градостроительная функция — под домом можно пройти, а значит, их можно строить длиннее. Но есть в этом и эстетическая функция — эффект полета.

И в этом смысле Дом авиаторов достиг успеха: его первый этаж начинается где-то на уровне четвертого, а здание будто парит над землей. Помимо «ножек» здание известно своими резкими, выдающимися вперед деталями балконов. Прием подчеркивания инженерных конструкций вообще характерен для брутализма 1970-х и 1980-х. Но самые выразительные фрагменты дома — его отдельно стоящие, почти скульптурные лестничные клетки с узкими окошками наподобие средневековых.

Обе великолепные постройки сегодня страдают от традиционной для брежневской архитектуры проблемы — они некрасиво состарились. Из-за низкого качества материалов панели облезли, швы разошлись, а обшивка балконов начала обваливаться. Не помогли и жильцы, понаставившие кондиционеров на фасады.

Дом атомщиков, 1986

Архитекторы: В. Бабад и В. Воскресенский

Дом атомщиков — позднесоветская импровизация на тему домов-коммун. Начатый еще в 1970-х долгострой пугающих габаритов оброс многочисленными прозвищами и легендами еще до завершения. Среди народных названий — Дом-корабль, «Титаник», «Лежачий небоскреб» и другие. Некоторые нарекли его Домом холостяков из-за того, что неженатым мужчинам выдавали там однокомнатные квартиры. Полукилометровый монстр строился так долго, что пока боковые секции уже заселялись, в середине здания только начинали возводиться верхние этажи. Как и Дом авиаторов, здание поднято на высокие пилоны. Среди городских легенд самая интересная о том, что один из разработчиков проекта раньше занимался только ядерными реакторами, поэтому решил перенести свои навыки в новую область. В результате стены дома сейсмоустойчивы — они расположены не перпендикулярно к земле, как обычно, а под углами 87 и 93 градуса. Другой миф рассказывает об ошибках в чертежах, повлекших за собой появление замурованных комнат — с окнами, но без входов и выходов.

В 1990-е здание покрылось толстым слоем сажи и в сочетании с покрытыми фольгой окнами приобрело совершенно апокалиптический вид. Одна моя знакомая жительница называла его Домом для неугодных. С тех пор постройку привели в порядок, фасады посветлели, а рядом открылся обновленный фудкорт на базе Даниловского рынка. Так что жизнь в «Титанике» стала веселее. В доме 980 квартир. Цена четырехкомнатной — примерно 20 млн, а месячная аренда двушки стоит около 60 тыс. рублей. 

Застойная монументальность

21 августа 1968 года танки Варшавского блока во главе с СССР вошли в Прагу. Это была точка невозврата, после которой фантазия о построении социализма с человеческим лицом окончательно улетучилась. Так завершилась эпоха оттепели и начался застой. Под всевидящим оком идеолога партии Суслова все крепче завинчивались гайки режима. Одновременно с этим советское руководство постепенно теряло утопическое (и какое-либо вообще) видение будущего. О наступлении коммунизма к 1980 году речи теперь не шло. Стареющее руководство уже не предлагало свежих идей, а марксистские лозунги превратились в пустую формальность, в которую мало кто верил всерьез. Идеологическая же линия все больше сползала на реакционно-консервативные позиции.

На таком фоне развивалась архитектура финальной главы брежневского правления и после него, вплоть до перестройки и распада СССР. В архитектурном плане советское руководство формально продолжало модернистскую линию, заданную еще при оттепели, но уже с некоторыми нюансами. Эстетика позднего СССР отражала взгляды власть имущих и потому застряла между двумя противоположностями. Советская архитектура 1970-х и 1980-х пыталась поженить «прогрессивную» оболочку и ностальгию по монументальности сталинских лет. Иногда подобные изыскания приводили к угрюмой тяжеловесности, нелепому украшательству и порой вообще к гротескным результатам. Прежде всего эти процессы сказывались не на облике жилых зданий, а на проектах государственного значения. По совпадению или нет, в позднем СССР такие постройки часто превращались в долгострои — на 10 и даже 20 лет.

Дом правительства Российской Федерации, 1965–1981

Архитектор: Дмитрий Чечулин

Есть злая ирония в том, что здание, некогда принадлежавшее Верховному Совету СССР, получило в народе прозвище в честь штаб-квартиры заклятого врага — Белый дом. Эта постройка — один из немногих исторических символов уже современной, постсоветской России. Кадры расстрела Белого дома танками в октябре 1993-го знакомы каждому. Для многих это событие является символом всего плохого, что происходило в «лихие девяностые».

Само здание — изящная и чуть более дружелюбная перелицовка проекта сталинских лет того же архитектора Дмитрия Чечулина. Строительство заняло 15 лет. Первоначальная функция проекта — штаб-квартира «Аэрофлота». Постройка должна была стать посвящением подвигу авиаторов, эвакуировавших моряков-«челюскинцев» с застрявшего во льдах судна. Облик Белого дома олицетворяет всю идеологическую противоречивость эпохи застоя: попытка увязать имперское величие с мягкой, человеколюбивой эстетикой оттепели. Результат этой ловушки при всей элегантности постройки — ни рыба ни мясо. На выходе получается не слишком гуманный гуманизм и не очень величественное величие. Это вполне совпадает с политикой советской власти в тот период: инакомыслящих уже не гноили в ГУЛАГе, а лишь принудительно отправляли в дурдом.

Детский музыкальный театр им. Н. И. Сац, 1979

Архитекторы: А. Великанов, В. Красильников

Театр расположен в сосредоточии советского детства — между зданием цирка и Дворцом пионеров. Его создательница Наталья Сац была выдающейся личностью в мире советской культуры — театральный и оперный режиссер, драматург и педагог. Она прошла через множество испытаний, в том числе ГУЛАГ, но никогда не прекращала работать. Когда ей запретили жить в Москве, она уехала в Алма-Ату и основала первый в Казахстане Театр юного зрителя. Московский проект стал крупнейшим достижением Сац и первым в истории театром такого масштаба, созданным специально для детей. Сама Наталья Ильинична активно участвовала в разработке архитектурного проекта. Ее основная идея была верной — пространство должно удивлять детей, быть необычным.

Но вот воплощение ее замысла в железобетоне лично меня всегда отпугивало и когда я был ребенком, и сейчас. Советский брутализм тут изо всех сил пытается быть сказочным и нежным, но справляется с этой задачей не лучше Бабы Яги. Здание театра тяжеловесно, почти все его формы острые и агрессивные, от бетонных стен до многочисленных скульптур. В итоге реализация светлых идей Натальи Сац больше похожа на логово Кощея Бессмертного, чем на сказочный замок.

Московский дворец молодежи, 1982–1988

Архитекторы: Я. Белопольский, М. Посохин, М. Беленя, В. Хавин

МДМ создавался, чтобы воспитывать идеальную советскую молодежь, но этому не суждено было произойти. Строили так долго, что подрастающее поколение успело повзрослеть и остепениться. Да и советским оно уже не было — здание закончили в 1988 году, за три года до распада СССР. МДМ планировался как Дворец пионеров, но для тех, кто постарше. Предполагались кружки для скульпторов, художников, секции для спортсменов, мотоциклистов и даже авиаторов. Здание должно было наполняться жизнью в течение всего дня. В итоге эти помещения оказались заняты обычными коммерческими офисами, турбюро и букмекерами в 1990-е. В основе проекта здания лежит (как бы) пафос молодости в трактовке пожилого советского руководства, поэтому от всего в этом здании веет старческим увяданием, мертвечиной. Это проявляется во всем, от официоза коммунистических мозаик до самой архитектуры — громоздкой и похожей на Мавзолей. Даже инфраструктура была совершенно несовместима с досугом реальной (а не теоретической) молодежи. В зрительном зале можно было только сидеть, а просторные холлы были раздроблены на множество ярусов — тут не устроишь ни рок-концерта, ни любого другого подвижного мероприятия.

Тем не менее с падением социализма жизнь самого здания не закончилась. В нулевые там был прекрасный кинотеатр с мягкими креслами-мешками. Позже МДМ стал одной из лучших столичных площадок для мюзиклов — ради постановки «Призрака оперы» в 2014-м тут даже расширили зал. Существовало предположение, что чеченские террористы, захватившие мюзикл «Норд-Ост», первоначально видели своей мишенью МДМ, но в последний момент передумали.

Здание президиума РАН, 1973–1991

Архитекторы: авторский коллектив под руководством Ю. Платонова

Мало какая постройка отражает бесславный финал СССР, как эта. Имеющее неофициальное название «Золотые мозги» из-за своей удивительной верхушки, здание было самым грандиозным долгостроем в столичной истории — около 20 лет. Строительство научных объектов было приоритетной сферой в СССР. Для этой цели существовало отдельное подразделение. Идея здания зародилась в конце 1960-х. Выбор площадки для здания РАН был обусловлен близостью к домам многих ученых, проживавших на Воробьевых горах. Первоначально это должно было стать скромным лаконичным зданием в духе времен оттепели. С уклоном в помпезность в поздние брежневские годы проект становился все монументальнее, сложнее и дороже. Столько декора не проектировали ни для одного здания со времен сталинского ампира. В итоге строительство затянулось на десятилетия. В стройке участвовали рабочие из дружественной Югославии.

К завершению строительства «храма наук» в начале 1990-х не осталось ни Советского Союза, ни наук. Падение режима привело к полному обнищанию российской научной сферы. Здание президиума воплощало прославление цивилизации, у которой не было будущего. Это была величественная 20-летняя дорога в тупик. По завершению стало ясно, что в постройку некого заселять. Для физиков и химиков помещения были бесполезны — там не разместишь лаборатории. В итоге худо-бедно пристроили гуманитариев и математиков. Капиталистические 1990-е встретили «храм наук» неласково. Часть помещений сдавалась в аренду обычным фирмам, и вместо ученых здание наполнялось случайными людьми. Не обошлось и без соприкосновения с бандитизмом. Так президиум РАН стала охранять милиция.

Наследие брежневской архитектуры, возможно, не самая яркая или живописная часть нашего города. Некоторые и вовсе ставят под сомнение ее эстетические качества. Тем не менее уже почти полвека постройки в духе советского модернизма составляют большую часть того, что нас окружает. Мы редко на них смотрим и еще реже о них размышляем. А между тем они формируют Москву и нас самих. Примерно так же происходит с воздухом, которым мы дышим: мы его не замечаем, но он определяет нашу жизнь.

Благодарим за консультацию Анну Броновицкую, соавтора справочника «Москва: архитектура советского модернизма».

Источник: moskvichmag.ru